Из книги протопресвитера Александра Шмемана «Великий пост»:
Следующее воскресение называется мясопустным, так как в течение недели, следующей за ним, Церковью предписывается частичный Пост, воздержание от мяса. Это предписание надо рассматривать, принимая во внимание все, что было сказано выше о значении приготовления. Церковь начинает теперь завершать подготовку к тому подвигу, которого она ожидает от нас через семь дней. Она постепенно вводит нас в начало этого подвига, зная нашу неустойчивость, предвидя нашу духовную слабость.
Накануне этого дня, в Субботу мясопустную, Церковь совершает всеобщее поминовение усопших (умерших, навек заснувших) в надежде воскресения и жизни вечной. Это действительно особенно важный день церковной молитвы за ушедших членов Церкви. Для того чтобы понять значение и связь между Постом и молитвой об умерших, надо прежде всего вспомнить, что христианство есть религия любви. Христос передал своим апостолам учение не о личном, индивидуальном спасении, но дал им новую заповедь – «любить друг друга». И прибавил: «По тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Таким образом, любовь есть основание, сама жизнь Церкви, которая, по словам св. Игнатия Антиохийского, есть «союз веры и любви». Тогда как грех есть всегда отсутствие любви, разделение, разобщение, война всех против всех. Новая Жизнь, данная Христом и переданная нам Церковью, прежде всего есть жизнь примирения, «собрание воедино рассеянных», восстановление любви, разрушенной грехом. Но разве можем мы хотя бы положить начало возвращению к Богу, примирению с Ним, если сами не вернемся к единственной новой заповеди любви? В молитве за умерших Церковь главным образом высказывает свою любовь. Мы просим Бога помнить тех, кого мы поминаем (вспоминаем), а мы помним их, потому что мы их любим. Молясь за них, мы встречаемся с ними во Христе, Который – сама Любовь и Который победил смерть, эту наивысшую степень разобщения и разлуки. Во Христе нет разницы между живыми и умершими, потому что в Нем все живы. Он Сам – Жизнь, и эта «Жизнь – свет человеков» (Иоанн. 1,4). Любя Христа, мы любим всех, кто в нем; любя тех, кто в Нем, мы любим Христа; это – закон Церкви и ясное объяснение ее молитв за умерших. Благодаря нашей любви к Христу и они живы «во Христе», и как ошибаются, как безнадежно ошибаются те западные христиане, которые либо сводят молитвы за умерших к учению о законных «заслугах» или «наградах», либо просто отвергают их, считая их бесполезными. Заупокойная служба в Мясопустную субботу (Парастас) служит образцом для всех других служб поминовения умерших и совершается еще во вторую, третью и четвертую субботу Великого Поста.
Тема Мясопустного воскресения – опять-таки любовь. Евангельское чтение этого дня посвящено притче Спасителя о Страшном Суде (Матф. 24,31-46). По какому закону будет Христос нас судить, когда настанет этот день? Притча отвечает: по закону Любви, не только по гуманитарной заботе об отвлеченной справедливости к анонимным «бедным», но по конкретной, личной любви к человеку, любому человеку, который по воле Божией встречается на нашем жизненном пути. Это различие очень важно, потому что теперь христиане все больше и больше склонны отождествлять христианскую любовь с политической, экономической и социальной заботой о людях; другими словами, они переходят от заботы об одном человеке и его личной судьбе к заботе об анонимных существах, принадлежащих, например, к такому-то классу, национальности и т.д. Мы не говорим, что такого рода забота не нужна. Ясно, что христиане, несущие на себе ответственность гражданскую или профессиональную, должны заботиться, по мере своих возможностей и понимания, о социальной, общественной жизни, справедливой, равной и вообще более гуманной. Бесспорно, все эти понятия происходят от христианских корней и, вероятно, внушены христианством. Но христианская любовь как таковая – это все же другое, и эту разницу надо понять и отстаивать ее, если Церковь должна продолжать свою особую, единственную миссию и не превращаться просто в социальное агентство, каковым она никогда не станет.
Христианская любовь – это «невозможная возможность» увидать Христа в другом человеке, кто бы он ни был; человеке, которого Бог по своему вечному и тайному промыслу решил ввести в мою жизнь, хотя бы на несколько мгновений, не только как повод для «доброго дела» или филантропического упражнения, но как начало вечного общения с Самим Богом. На самом деле любовь и есть та таинственная сила, которая через все внешнее, случайное в другом человеке – его наружность, социальное положение, этническое происхождение, интеллектуальные способности – достигает души, единственного личного корня человеческого существа, частицы Бога в нем. Бог любит каждого человека, потому что Он Один знает бесценное и абсолютное сокровище, душу, человеческую личность, которою Он даровал каждому человеку. Таким образом, христианская любовь становится участием в этом божественном знании и даром божественной любви. Любовь не может быть безличной, потому что любовь сеть именно чудесное откровение личности в одном человеке, личного и единственного среди общего и обычного. Это откровение того, что достойно любви в нем, того, что дано ему Богом.
В этом отношении христианская любовь иногда – противоположность социальной деятельности, с которой в настоящее время так часто сами христиане ее отождествляют. Для социального деятеля предмет его любви не личность, но человек, отвлеченная единица, взятая из не менее отвлеченного человечества. Тогда как христианин любит человека, потому что он – личность. Там личность принимается как человек, здесь – человек рассматривается только как личность. Для социального деятеля личность не представляет никакого интереса, он часто приносит ее в жертву «общему интересу». Может показаться, и не без основания, что христианство довольно скептически относится к отвлеченному «человечеству»; но оно изменяет самому себе и совершает смертельный грех всякий раз, когда пренебрегает заботой об отдельной личности и любовью к ней. Подход социального активиста всегда футуристичен; он действует всегда во имя справедливости, порядка, достижения будущего счастья. Христианство мало заботится о загадочном будущем, но всю силу свою направляет на настоящий, решающий момент, когда надо проявить, любовь. Оба эти подхода не исключают друг друга, но не должно их смешивать. Без сомнения, христиане несут ответственность по отношению к земной жизни и должны ее на себя взять и исполнить. Деятельность социального активиста принадлежит всецело земной жизни. Но цель христианской любви за пределами земной жизни. Она сама по себе – луч, исходящий из Царствия Божьего; она проходит и переходит через все ограничения и условности земного мира, потому что ее движущая сила, как и цель, и завершение – в Боге. И мы знаем, что единственная постоянная и преображающая победа в этом мире, который «во зле лежит», это победа любви. Настоящая и действительная миссия Церкви – напоминать человеку об этой личной любви и об его призвании наполнять грешный Мир любовью.
Притча о Страшном Суде говорит о христианской любви. Не каждый из нас призван работать для человечества, но каждый получил дар и благодать любви Христовой. Мы знаем, что все люди нуждаются в этой личной любви, признании их личной, особой души, в которой все творение Божие отражается особым образом. Мы также знаем, что в мире есть больные, голодные, потому что им было отказано в этой личной любви. И в конце концов мы знаем, что как бы узко и ограниченно в своих возможностях ни было наше собственное существование, каждый из нас несет на себе ответственность за какую-то крошечную частицу Царствия Небесного, именно благодаря тому, что мы обладаем этим даром любви Христовой. Таким образом, мы будем судимы за то, приняли ли мы на себя эту ответственность, проявили ли эту любовь или отказали в ней. Потому что «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»… (Матф. 25, 40).
(Пер. с англ. матери Серафимы (Осоргиной). По изданию: Париж: YMCA-PRESS, 1986.154 с. 2-е изд. ACHEVE D IMPRIMER LE 6 MARS 1986, PAR L’IMPRIMERIE DE LA MANUTENTION, A MAYENNE, N»9401)